|
Одессит с аргентинским сердцем и многонациональной культурой
«В далёкой сказочной и знойной Аргентине, где небо южное так сине…» - кажется, такими словами начиналось известное танго 40-50 годов.
«Когда я слышу песенное танго на испанском языке – у меня ком в горле и едва ли не текут слезы. Когда на русском слышу романс «Гори, гори, моя звезда» - мурашки бегут по телу. Слышу на украинском душещипательную мелодию со словами Михаила Старицкого «Ніч яка, Господи, місячна, зоряна, видно, хоч голки збирай!» – подпеваю, готов слушать эту песню без конца. Так кто же я? Аргентинец, русский или украинец?» – с улыбкой спрашивает Алехандро-Архентино Ницевич, или, как называют его студенты, дон Алехандро и сам отвечает на свой вопрос: «Я русскоязычный аргентинец украинского происхождения!». Даже второе имя всегда напоминает ему о его родине.
НИЦЕВИЧ АЛЕХАНДРО-АРХЕНТИНО родился в сорокадвухградусную жару, в летний день как новогодний подарок миру 1 января 1945 года (Южное полушарие ведь! На этой половине земного шара все времена года устроены не так, как у нас, в Одессе, а наоборот) в городе Каньюэласе, муниципалитете самой населённой провинции Буэнос-Айреса, провинции Добрых Ветров Аргентинской Республики, второго (после Бразилии) по территории государства Южной Америки. Молодые родители будущего мальчика отец Алексей Иванович Ницевич и мать Дарья Ильинична Михальчук-Ницевич приехали в Аргентину в поисках Эльдорадо из Польши в 1937 году и прожили там в течение почти двух десятилетий – до 1956 года.
В Аргентине родители ездили из провинции в провинцию, арендуя земли и пытаясь заниматься фермерством, но каждый год то засуха, то заморозки, то, наоборот, ливни, и никак не получалось с обретением хоть какой-то стабильности. Родители подсчитали, что 18 (восемнадцать!) раз срывались с одного поместья на другое. Только уже в конце 40-х годов они приобрели 4 гектара земли, и дела их немного пошли вверх. Жили в это время уже (после того, как объездили пол-Аргентины) в поселении Ольмос, что совсем рядышком с Ла-Плата, вторым городом после столицы страны. Смогли заполучить сезонных рабочих (там они называются пеонами), и с их помощью обрабатывали землю. Выращивали арбузы, маис, сельдерей, картофель, батат, помидоры, салат латук и сдавали для продажи. Казалось, можно бы начинать жить, тем более, что процветала эпоха правления Хуана Доминго Перона (1895 – 1974), аргентинского военного и государственного деятеля, который руководил Аргентиной как Президент с 1946 по 1955 и с 1973 по 1974. И было это, как понимается сейчас, лучшее и самое стабильное время в истории Аргентины ХХ века? Ан-нет! Начинают подъезжать представители консульства СССР (а в Ольмосе жили несколько украинских семей) и рассказывать небылицы о красотах про вольную (больную) жизнь в СССР. (В испанском языке буквы b и v произносятся одинаково. Представляете: «Широка страна моя родная, где так больно дышит человек»!?). Семья «клюёт» вместе с ещё одной семьей (хотя другие пять семей ехать передумали). Начинается оформлеие советских паспортов и ещё до отъезда Ницевичи становятся гражданами СССР, хотя были до того «поляками», ведь уезжали из Польши. Дипломаты обещали здесь работу, поселение на выбор, где желается, квартиру со всеми удобствами (по комнате на человека, то есть 4-комнатную). Глава семьи вспоминал, как один дипломат агитировал возвращаться, а другой шептал на ухо: «Алексей Иванович, не спешите, подумайте хорошенько…» И почему он не прислушался к тому сокровенному шёпоту? Кстати, по приезде в Одессу, пограничники сразу лишили Алехндро вместе с братом аргентинского гражданства, отобрав у Ростислава паспорт, а у Алехандро свидетельство, объяснив, что теперь аргентинские документы им не нужны и что они уже советские граждане. Вспоминается даже такая мелочь, как перевод имени Алехандро: хотели выдать советский паспорт с переведенными именами – Александр-Арсентий (!?).
Короче, в 1956 году семья Ницевичей приехала пароходом в Одессу. С ними приехали, как помнит Алехандро, около 300 человек. Поселиться хотелось в Одессе, но не разрешили, а предложили вернуться на Волынь, куда отец не хотел везти детей (младшего сына – в основном из-за холодов), или в Среднюю Азию (Чемкент), где "цвели и пахли" наркотики. А не запретили потому, что никто из членов семьи не был коммунистом, как некоторые оказавшиеся в Одессе.Посему семья Ницевичей отправилась в город Армавир Краснодарского края, где тогда жил единственный брат Алексея Ивановича - Феoдосий Иванович Ницевич. Вместо обещанных хорОм дали однокомнатную квартиру, переделанную из солдатских казарм, с удобствами во дворе, где прожили до 1973 года, когда родители поменяли эту хибару на 2-х комнатную квартиру в Нововолынске - городе в Волынской области Украины.
Трудно пришлось родителям начинать жизнь сначала в 50 лет без специальности и практически без образования. Еще труднее было старшему брату Ростиславу, не знающему языка Страны Советов. Родители разговаривали со своими детьми на испанском, хотя украинский приходилось понимать лишь из домашних распоряжений типа: «Ихито, пиды до альмасену, та прынесы сервесу, алэ щоб була фрескита-фрескита», что означало «Сынок, пойди в магазин и принеси пиво, но холодненького».
В школу Алехандро пошёл в 3-ий класс, хотя по возрасту и знаниям должен был идти в 6-й. Поэтому, как говорят в Одессе, имел что выслушивать от ровесников, в которых жила жилка прошлого. Иноземца обзывали то фашистом, то американцем, рифмуя это слово с пальцем, что доводило мальчика до слёз, и ему не хотелось ходить в школу. Брат устроился учеником фрезеровщика на армавирский литейный завод и параллельно с этим ходил в 5-й класс вечерней школы. В моральном плане ему было одновременно и легче, и тяжелей. Тяжелее потому, что все же он гораздо больше там прожил (ему было 24 года) и сформировался больше там; а легче, может быть, потому, что в городе познакомился с такими же репатриантами, как он, приехавшими из Болгарии и Израиля и ставшими сразу в маленьком городке завидными женихами. В 1959 году брат влюбился и за две недели женился на киевлянке-студентке, но брак просуществовал едва год, потому что новобрачные долго находились в разлуке. В 1961 году – новый брак, не очень удачный, но появились две дочери.(А в 1970 году в результате несчастного случая Ростислав погибает. Все тяжело переживали катастрофу, потому что почувствовали какую-то вину в том, что не оставили его в Аргентине, как он того хотел, но мать ведь не могла оторвать от себя одного сына, оставив его там, за океаном, а другого забрав с собой. И если б он там был женат… Это, может, самоуспокоение или оправдание, но его нет, как бы там ни было).
В 1961 году Алехандро закончил семь классов и поступил в Армавирское медицинское училище, так как нужно было поскорее приобретать специальность да и освободить от лишних хлопот родителей, продавших за это время всё привезенное из «Америки» добро: одежду, обувь, кожу, шерсть, золото. Надо было выживать и обустраиваться.
В 1964 году 19-летний юноша Алехандро оканчивает Армавирское медицинское училище, но вскоре решил расстаться с медициной. Проработал 2 недели фельдшером в глухой кубанской деревушке, где предоставили 14 кв. метров комнатку, перегороженную ширмой. Впереди – кушетка, мед. шкафчик и стол (кабинет для приема), а сзади – панцирная кровать, тумбочка и пенал для одежды (жилье). Карьера медика с её зоной отрицательных эмоций из-за необходимости изучения болезней и смертей не прельщала. В том же 1964 году поступил в Институт иностранных языков в Пятигорске на факультет испанского языка, где проучился два курса, затем (в 1966 г.) перевёлся на третий курс в ОГУ имени И. И. Мечникова на испанское отделение РГФ, после окончания которого в 1969 году по распределению остался на кафедре испанской филологии преподавателем, где в качестве доцента преподаёт испанский язык и по сегодняшний день. Годы бегут. С 1991 по 2006 годы Алехандро А.Ницевич – заместитель декана РГФ. С 2000 года – «Отличник образования Украины». Сфера научных интересов – стилистика художественного идиолекта (особая, характерная для каждого отдельного автора индивидуальная манера письма) испаноязычных писателей и перевод их произведений на русский язык.
Алехандро Ницевич – автор свыше шестидесяти научных работ, методических пособий, а также единственного в Украине учебника для студентов вузов по стилистике испанского языка, рекомендованного Министерством образования и науки Украины: «Практическая стилистика испанского языка» (на испанском языке).Одесса, 2005».
Однажды я не без интереса узнал, что жена Алехандро – «летающий ангел» (много лет она работала стюардессой), что зовут её Лилией, лилеей, встречающейсяся в поэзии Афанасия Фета и Гарсиа Лорки. У супругов есть дочь Карина и сын Артур.
«Мне хотелось, чтобы в именах моих детей, – говорит Алехандро, – звучал сонорный согласный звук – 17-ая буква русской азбуки. Это буква мужества, а в имени Артур она повторяется дважды. А характеру Карины "Р" придаёт, по-моему, немало уверенности. между прочим, именно этой букве уделяли особое внимание поэты."
Прав, по-моему, Алехандро. Мне помнится, насколько всегда твёрдо, мужественно и уверенно звучало поэтическое имя Роберта Рождественского или Александра Твардовского. Вспомним попутно, сколько "Р" в сочетании "Федерико Гарсиа Лорка"! А Лермонтов, например, в «Тамбовской казначействе», поэме, написанной «онегинским» размером, характериризовал эту букву несколько по-иному:
Она картавя говорила,
Нечисто Р произносила.
Однако дети нашего учителя, одессита с аргентинским сердцем, выговаривают все буквы очень чисто и легко. Оба имеют филологическое образование, оба окончили по два вуза. Образованием своим они с лихвой восполнили «недообразованность» своих бабушек и дедов.
В заключении хочется сказать ещё об одном событии в жизни Адехандро. Одиннадцать лет назад с женой и дочерью ему довелось побывать на своей первой Родине, в Аргентине, где он пребывал со своей семьёй около месяца.
«Это был как бы мой моральный долг, – рассказывает сеньор Алехандро Архентино. – Мне исполнилось тогда 55 . Конец двадцатого века. Минуло ровно сорок лет с той поры, как я был «вывезен». Впечатления и приятные, и немного грустные, потому что желаешь увидеть то, что с детства помнишь, однако многое неузнаваемо, настолько всё изменилось. Сохранились, например, остатки нашего дома, превращённые новыми хозяевами просто в сарай, и тебе остаётся только стоять и плакать. Изменился даже сам родной язык, и аргентинцы слушают меня, словно лингвистического монстра. Во-первых, потому, что говорил я на том же «вывезенном» акценте, а во-вторых, на каком-то рафинированном, обогащенном лексически испанском из-за многолетнего преподавания в университете. Некоторые чудаки-одесситы подумали, что мы ехали туда не в гости, а «разведывать почву»,Чтобы там остаться, но, как говорит крылатое латинское изречение, ALEA JACTA EST (ЖРЕБИЙ БРОШЕН).»
Слушаю и удивляюсь замечательной филологической, твёрдой, как гранит, памяти. С первого курса Алехандро хорошо помнит латинские пословицы.
– Корни моего древа проросли уже здесь, в Украине, – добавляет он, сверкая похожими на испанские маслины глазами.
Дай-то Бог, чтобы было здоровье и возможность ездить хоть иногда, а ведь это такая даль. Все же неспроста говорят, что не стоит возвращаться в те места, где ты был счастлив...
Анатолий ЯНИ, член Национального Союза журналистов Украины.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
СЕРДЦЕ НА ТРИ КУЛЬТУРЫ
«Когда я слышу песенное танго на испанском языке – у меня ком в горле и едва ли не текут слезы. Когда на русском слышу романс «Гори, гори, моя звезда» - мурашки бегут по телу. Слышу на украинском «Ніч така місячна» – подпеваю, готов слушать эту песню без конца. Так кто же я? Аргентинец, русский или украинец?» – с улыбкой спрашивает Алехандро-Архентино Ницевич, или, как называют его студенты, дон Алехандро. И сам же отвечает на свой вопрос: «Наверное, я – гражданин мира…». Дать второе имя Архентино к имени Алехандро его родителям посоветовала женщина, регистрировавшая новорожденных. «Все равно вы его отсюда увезете, так пусть имя напоминает ему всегда о его Родине»… И она не ошиблась: через 12 лет после рождения сына семья украинцев, уехавших из Польши в поисках лучшей жизни, решила вернуться из Аргентины на славянские земли. А сегодняшние дети нашего героя носят сложное двойное отчество. Да, быть Алехандро-Архентиновичами – нелегко. Зато почетно.
В России маленькому Алехандро пришлось несладко. Во-первых, он абсолютно не знал русского языка. В родной Аргентине его никто ему не учил. Там был развит патриотизм, граничащий с национализмом, и неважно было, кто ты по происхождению: считалось, что если уж ты тут родился, то ты – аргентинец и никто иной, и другие языки, кроме испанского, тебе не нужны. Во-вторых, то было конец 50-ых: в СССР все еще процветали сталинизм и ненависть к американцам. Русские дети тут же, без разбора, записали в американцы и мальчика, говорящего на странном, непонятном им языке. И с безрассудной детской жестокостью принялись его дразнить, сыпать за шиворот песок, бросать в него камни… Но Алехандро пришлось легче, чем его 24-летнему брату, и в силу юного возраста он достаточно быстро адаптировался в чужой среде. Поступая в институт, он все еще говорил с акцентом – но избавился от него, задавшись целью досконально выучить русский язык раз судьба распорядилась так, что жить ему здесь.
Обучаясь в медицинском училище, обрусевший аргентинец с ужасом осознал, что забывает испанский. «Во мне осталась исконная национальная гордость. Как так – я, сын Аргентины – и забываю родной язык?! Я просто не мог себе этого позволить!» – с исконно латинской страстью в голосе рассказывает дон Алехандро.
Резко сменив профессиональный интерес, он поступает в Институт иностранных языков г. Пятигорска на факультет испанского языка, а затем, дабы получить более основательное университетское образование, переводится в ОГУ на испанское отделение РГФ. Там он остается преподавать – и занимается этим уже 42 года. Практически весь сегодняшний состав кафедры испанской филологии университета – его ученики.
Свой Родиной дон Алехандро считает Аргентину, при этом подчеркивая, что Украина – его Отечество: тут брошен жребий его судьбы. Но все мы родом из детства – годы, проведенные в Аргентине, значительно повлияли на становление характера и мировоззрения нашего героя.
Родина, Бог, семейный очаг – таковы были ценности, на которых он воспитывался в Аргентине. Эти вещи являются заглавными в его жизни и спустя 50 с лишним лет. Но к ним прибавилась еще две: работа и творчество. Впрочем, для дона Алехандро эти понятия тождественны, и потому, как человек, не мыслящий себя без творчества, он просто-таки
обожает свою профессию. И не только по той причине, что благодаря роду занятий каждый его день связан с родным языком и культурой испаноязычных стран: «В детстве у меня была мечта – стать агрономом, врачем или преподавателем. И она в какой-то мере сбылась: медицина помогла растить детей, а работая преподавателем, я сею разумное, доброе, вечное и взращиваю его».
В работе – как и в жизни – он старается следовать принципу, что все, что человек отдает – принадлежит ему, а все, что он сохраняет – пропадает. Так что никакой преподавательской «жадности» у дона Алехандро нет – всем, что он знает и умеет, он с удовольствием делится со студентами. А преподнося им в дар свои ценные знания, он предъявляет строгие, но справедливые требования: чтоб посещали занятия, готовились к ним и активно в них участвовали, а если уж кто и пропустил занятие – то пусть его отработает. Студентам он всегда и в шутку, и всерьез желает «творить – но не вытворять, дерзать – но не дерзить!». Но дон Алехандро не считает плохое прилежание самой негативной чертой студента. По его мнению, нет ничего хуже равнодушия. Оно чуждо живой, кипящей латинской натуре, и ему крайне неприятно обнаруживать безразличие души своих «подопечных».
Студенты часто спрашивают дона Алехандро, на каком языке он думает. «Знаете, когда я прихожу на пару, которую мне предстоит вести на испанском языке – то и в мыслях переключаюсь на испанский, – говорит он. – А когда общаюсь на русском – то и думаю на русском… Но, бывает, общаюсь на нем целый день, а ложусь спать – и сны мне снятся на испанском». Родной язык для дона Алехандро – также и его хобби. Кто-то коллекционирует бабочек – он же с любовью собирает библиотеку из испанских словарей и научных изданий. Будучи преподавателем стилистики испанского языка, дон взыскателен и в вопросах художественной литературы: предпочитает испаноязычных классиков магического реализма – Борхеса, Кортасара, Маркеса – и терпеть не может детективы: «они заканчиваются ровно там, где поставлена точка». Его любимый режиссер – знаменитый экспериментатор Педро Альмодовар: «он своеобразен, но в чем-то мне близок». Национальность Педро не стоит и уточнять.
Машину дон Алехандро не водит – но шутит, что если бы автомобиль бодался, как испанский бык, то он бы обязательно его себе завел. «Я был бы очень темпераментным водителем. Латинос, как-никак!».
И. Лупу
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
